Ветковская домовая резьба
Украшать жилище снаружи — исконное дело мужчин, в то время как внутренний «космос» дома исполняла ткаными и шитыми узорами женщина. Это выразительно выявилось в нашем регионе, особенно по левобережьям рек, откуда, по причине бедности почв для земледелия, независимо от конфессиональной принадлежности, веками шли артели строителей в столицы. Впечатленные красотой городов, творившейся их собственными руками, но чаще по мановению руки заморских зодчих, каменщики и плотники возвращались домой и перерабатывали «заморское» в «райское» и не забывали добавить «свое» и «земное».
«Изобразительный» импульс с его еще византийскими,
а затем и древнерусскими растительными мотивами резьбы
принесли сюда, видимо, старообрядцы. Но, может быть,
он веками пульсировал на пограничье Беларуси, России и
Украины, и мастера ветковского старообрядческого центра
только «обновили» старую энергию. Так или иначе из трех
обширных ареалов развития архитектурного декора именно
юго-восток Беларуси с центром ареала на Гомельщине дает «наивысшее количественное и качественное развитие
в разнообразии тем и сюжетов, трактовок, вариантов» домовой резьбы. В самом же этом ареале выделяется особой
пышностью резьбы территория Ветковского, Чечерского и
Добрушского районов. В развитии мастерства угадывается
былой центр — Ветка.
Фольклорная ситуация, сложившаяся в ветковских старообрядческих слободах, безусловно, повлияла на мотивы резного украшения дома. Мы знаем, что один и тот же мастер мог украшать культовые предметы и собственный дом. Недаром орнаментальные заставки в местных рукописях очень близки коронам наличников. Здесь важна перекличка образов: книга — окно и дом — мир; верх окна — верх страницы. Важен и символизм излюбленной Веткой цветущей ветки (вплоть до символизма буквального: совпадения образа и названия). Так перекликаются «веточные» темы домовой резьбы и чеканных узоров на окладах икон, резного орнамента в местных золоченых киотах. Мотив двух встречных упругих завитков, «возносящих» в центре древо-вазон, цветок-крин — общий и для короны наличника, и для книжной заставки. Аналогичный процесс отмечается в русской резьбе, особенно в развитии растительных мотивов: «У резчиков приобретают особенную популярность рукописи XVII—XVIII вв., находившиеся у крестьян-старообрядцев».
И все же пришедшие из разных краев старообрядцы принесли и более архаическую энергию домовой резьбы, например, с русского Севера — с антропоморфными и зооморфными мотивами, солярными и земными знаками. Так соединились «растительный» и «тератологический» стили. Между энергичных завитков, воплощающих неудержимость жизни, восстает уже не цветок, но антропоморфная фигура или древний символ колеса. Часто вся композиция превращается в тератологическую, включает элементы человеческих, птичьих, звериных фигур, соединенных с растительным мотивом. Изображение фантастических существ, известное по древним рукописям, доживает (или оживает?) в местной домовой резьбе. В «расцвете тератологических мотивов в домовой резьбе» видят влияние книжных источников: «орнаменты древнерусских рукописей»... Для русской резьбы рубеж XIX—XX вв. был концом расцвета этих мотивов, смененных искусственным «ропетовским» стилем. Для старообрядческих центров типа Ветки это древнее влияние могло продлиться и за счет многовекового сохранения здесь самих древних рукописей (в том числе и новгородского «драконового» стиля), живого пользования ими и использования их орнамента в местной книжной культуре, откуда, как мы знаем, мотивы переходили и в резьбу. И все же «книжное» происхождение этих мотивов могло наследоваться и самими рукописями из древних источников, в том числе и из... резьбы. Драгоценное свидетельство древнерусского иконописного подлинника (руководства для иконописцев) говорит о распространении такой резьбы еще до XVII в.: «Над вратами же домов у православных христиан воображаемых зверей и змиев... поставлять не подобает». Что касается парных коньков и парных птичьих головок, то они «вернулись» в «свое» пространство, откуда когда-то распространялись вместе с миграциями славян. Это излюбленный мотив археологических радимичских подвесок.
Чрезвычайно развитое в местных белорусских деревнях узорное ткачество сохраняло древний, трехтысячелетний геометрический чин орнамента. Это «женское» узорочье, несомненно, повлияло и на сложение местного стиля резьбы, включившего в свой состав резные геометрические знаки. Переплетение «геометрического» мышления с «изобразительным» стилем (и стилями) мы видим и в домовой резьбе, и в орнаменте местного ткачества. Многоцветная вышивка XX в. показала пример и резчикам: дом и резной декор стали полихромными.
Вся совокупность факторов действовала в регионе, где жили древние обряды, среди которых — уникальная «Стрела». Не потому ли образ громовой стрелы оберегает узор по краям лобовых досок, главенствует в решетках калиток и дивно прорастает, процветает в фантастических композициях корон? Впрочем, в образную систему входили и иные импульсы: «Ластоняточки» — фигурные стрелы на коньках крыш. Образ стрелы стал определяющим и «соединительным» мотивом всех разновременных и разностильных «наследств» ветковской резьбы. Это искусство приобрело надконфессиональный характер, неудержимо обогащаясь и видоизменяясь в локальных вариантах.
Если резной декор народных жилищ к востоку от нас, уже в рядом расположенных районах Брянской области, становится все более ажурным, измельченным, как бы ориентируется на образ кружева, то в Ветковском районе сохраняется сомасштабность резьбы всему строению, убор окна «помнит» свое архитектурное значение. В то же время фантастические композиции корон наличников «читаются» как магические символы-обереги всего дома.
Образ жилья космологичен: от «микрокосма» узора в короне наличника до космологии всего
окна, до воплощения «Белого Света» в целом строении с его небесными символами на фронтоне и
мифологическими представлениями о подполье и подпечке.
Далее дом «перетекает» растительной резьбой в растительную стихию и в сам райский образ
сада, геометрическими знаками — в геометрию и мифологию земледелия. Дом выстроен из дерева,
«изъятого из живой природы». Теперь в орнаменте он символически возвращается в нее. Он как
будто бы разговаривает с одушевленной средой на ее символических языках. Резьба «смягчает» и даже «снимает» противопоставление прямоугольного «культурного» сруба и живых ритмов «стихийной» природы. Орнаментированные сквозные решетки над калиткой, узорный же подзор крыши, покрытые знаками углы — все берегут дом и двор красотой и указывают символами, какую силу та же резьба пропустит во двор, а какой станет наперекор.
Далее усадьба со своей «моделью мира» вписывается в символическое пространство деревни, ее о-крест-ностей и о-кол-ицы. Крест и коло как центр и граница в измерениях этого старого мира достигают космической ширины и глубины. Эти же элементы — любимые «микроэлементы» космоса в орнаментах, являющихся по происхождению магическими знаками всеобщей связи и взаимосвязанности.
Наличники окон, безусловно, хранят память о трехъярусной модели мира. Их короны представляют «небесный» ярус. Само окно — это земной ярус с крестом рамы, с цветами в горшках (то и другое — образ Мирового древа), с самими жильцами дома. Внизу, в резных элементах декора под окнами, господствуют темы водных существ и знаков нижнего мира.
Поразительно, что память эта воспроизводится во все новых произведениях народной фантазии и в XXI в. В старых же наличниках видно, как эта фантазия впитывала и «космологически» перерабатывала на протяжении последних веков все «новые» волны архитектурных стилей — барокко, классицизма, ампира, модерна. Старообрядческая Борьба, православные Акшинка и Бартоломеевка, называемые в местной традиции «шляхетскими» Старые Громыки, когда-то «казацкое» Старое Закружье — всех этих деревень больше нет. Но голоса их резного домостроительства прозвучали и вошли в наше общее наследие.
Текст и фото из книги "Голоса ушедших деревень", автор Нечаева Г.Г., Лопатин Г.И., Леонтьева С.И., Дробушевский А.И., издательство: Минск: "Белорусская наука", 2008 г.
